Золотой ключик для Насти. Книга вторая - Страница 84

— Я сейчас открою дверь, а вы быстро-быстро выходите.

— Ладно.

Лязгнул замок, в глаза ударил свет — после полумрака чулана, он казался ослепительным. Я метнулась в проём. Догадалась — мы спешим, потому что защитная магия не действует, если дверь открыта. Снова лязг замка и усталый выдох. Кухарка, кажется, постарела лет на десять.

«Настя! — прорычал Верез. — Если ты ещё раз… я…»

Маг осёкся, сознание заполнилось недовольным сопением.

Я окинула взглядом кухню — притихшая челядь пыталась восстановить порядок. Мужчины поднимали опрокинутые столы, женщины собирали с пола всё, что можно собрать. Синта уже тащила ведро и швабру.

— И часто у вас такое? — глухо выдохнула я.

— В последнее время — очень, — отозвалась моя благодетельница.

Я тяжело вздохнула и поплелась к ближайшей лавке. Голова кружилась, руки-ноги не слушались, превратились в пластилин. Кухарка явно не хотела, но поплелась следом. Тоже присела на скамью.

— Что это за чулан?

Женщина прикрыла глаза, ответила далеко не сразу.

— Видишь ли… когда-то здесь была замковая тюрьма. Потом тюрьму перенесли в подвалы северной башни, а тут устроили кухню. Камеры убрали, а вон те, — её рука указала в сторону двери, из которой только что вылетела, — ломать не стали, оставили под кладовые. А там прежде самых опасных держали. Для них и охранительные плетения особые делали. Причём такие, что не только магию внутри блокируют, но и снаружи непроницаемы. Вот поэтому Сириллу там и прячем. Чтобы герцог не нашел. А он про камеры и не помнит, это при его отце было.

— А что вообще произошло? Я имею в виду — с ней, с Сириллой?

— А оно вам надо? — от краснощёкой такой грустью, такой безнадёгой повеяло, что меня даже передёрнуло.

— Надо, — уверенно сказала я.

Губы собеседницы сложились в улыбку. Правда была она отнюдь не радостной.

— Эх, Настенька… Не поможет твоё высочество…

— Почему?

— Да потому… — кухарка вытерла со лба несуществующий пот, на меня не смотрела. — Ты же знаешь уже, как и что у нас… ну с этой, со страстью.

— Что произошло? — я уже не спрашивала, требовала.

— Влюбилась она. В герцога. И он тоже страстью воспылал. Ну воспылал и… и в койку к себе взял. Всё, как обычно. А после… сбой у него в амулете случился.

— Каком амулете?

Меня одарили мутным, усталым взглядом.

— Том, который от ненужных детей спасает. У нас все их используют. Даже лишенцы.

— Ясно. И что дальше?

— А дальше Сирилла понесла. Когда поняла, сказать прямо побоялась, всё выведывала у него… нужен ребёнок — не нужен. Мы все говорили — не нужен ему… а она — одно слово, влюблённая. Размечталась, что семья случится. Что он её из горничных если не в герцогини, то в фаворитки заберёт.

Он положение не замечал — в раннюю пору в ауре не видно, только знающий разглядеть может. Потом на длительную охоту уехал, потом к этой… к герцогине Хорсминской. Там на всю зиму и остался.

Вернулся, а у Сириллы восьмой месяц. Пузо — сама представляешь какое. Тут уже любой, не то что маг догадается…

В общем, страсть что было. Избил бы девку, если б страж один не заступился. Стража того, кстати, нет уже. Упал с башни, случайно. Сирилла с глаз герцога сбежала, мы её в кладовой заперли, а сами… Ох, эта буря — лёгкий ветерок, в сравнении с той. Ведь герцог жениться вздумал, а дитёнок Сириллы, хоть и бастард, право на наследование имеет. И если случится так, что у новой жены детей не будет, всё ему достанется.

Что было — даже вспомнить страшно. И ладно бы просто буря, а тут же… Сирилла поняла, наконец, что любовь кончилась, а ребёнка, когда родится, в выгребную яму бросят… аж взвыла от горя. Тут-то роды у неё начались.

А как рожать, если младенец с восьмого месяца, да ещё вперёд ножками? Без магии никак. А с магий — герцог найдёт. Вот Синта герцогу и его друзьям вино со снотворным понесла. Голой на столе танцевала, чтоб отвлечь. Напились когда, уснули, ещё вина влила. Говорят — чуть не задушила герцога нашего…

Ну а мы Сириллу из кладовой достали, роды приняли. Но тело-то уже истерзано, да и с младенцем не всё хорошо… Не выживет она. Нет, не выживет.

— А корона? — глухо спросила я. Горло после рассказа кухарки перехватило, язык не слушался.

— Не поможет корона. Ребёнок ясно чей? Ясно… По нашим законам, герцог им и владеет.

— Но это бред! Он же убить его собирается!

— Ага… ты докажи сперва. Слово герцога все наши слова перевесит. Скажет — мать умом после родов тронулась, сама дитёнка прятала и лечить не давала… Или что другое скажет, но выкрутится.

Я по-рыбьи глотала воздух, но его категорически не хватало. Грудь сдавила дикая, непреодолимая боль. К своему ужасу, я прекрасно понимала, безнадёжность, о которой рассказывала кухарка. Ведь у нас то же самое — все равны перед законом, но некоторые ровнее.

— А побег?

— Куда она побежит? — хмыкнула кухарка. — Во-первых, больная. Во-вторых, герцог сразу найдёт. Он её ауру хорошо помнит, ему даже метка не нужна…

— Но она же умрёт! — выпалила я. Получилось невероятно громко, народ в кухне замер.

— Умрёт, — глухо признала краснощёкая. — Госпожа колдунья, мы знаем, но… поймите, тут поделать нечего. Мы… мы просто стараемся, чтобы дожила по-человечески. Всё лучше, чем в выгребной яме, по велению герцога, утонуть.

От этих слов не просто замерла, впала в ступор. А кухарка добила:

— Госпожа колдунья, я знаю о чём говорю. Кабы был способ, думаете, не исхитрились бы? Исхитрились… но нет у нас ничего. Герцог над всеми, а закон… он в таких делах не работает. Если что попроще, тогда да, а тут…